Впрочем, она и не ревновала, а лишь изредка, когда заставляла себя смотреть в зеркало, немного обижаясь, что состарилась, может быть, по своей вине. (Счет за теплицу и все остальное.) Она была благодарна им за то, что они посмеялись над ним. («Сколько трубок вы выкурили сегодня, мистер Рамзи?» и так далее), пока он не стал казаться молодым человеком; мужчина, очень привлекательный для женщин, не обремененный, не отягощенный величием своих трудов и горестями мира, своей славой или своими неудачами, но снова таким, каким она впервые его узнала, худощавым, но галантным; помогала ей выбраться из лодки, вспомнила она; такими восхитительными манерами (она посмотрела на него, и он выглядел удивительно молодым, дразня Минту). Что касается себя — «Поставь это сюда», — сказала она, помогая швейцарской девушке аккуратно поставить перед ней огромный коричневый горшок, в котором было boeuf en daube, — со своей стороны, ей нравились ее сиськи. Пол должен сидеть рядом с ней. Она оставила для него место. Честно говоря, иногда ей казалось, что больше всего ей нравятся сиськи. Они никого не утомляли своими диссертациями. Как же им все-таки не хватало этих умнейших людей! Насколько они высохли, это правда. Было что-то очень очаровательное в Поле, подумала она, когда он сел. Ей нравились его манеры, острый нос и ярко-голубые глаза. Он был таким внимательным.