Он знал ее около восьми лет с тех пор, незадолго до того, как Авельяно навсегда покинули Европу, как высокую шестнадцатилетнюю девушку, по-юношески суровую, с характером уже настолько сформировавшимся, что она осмеливалась пренебрежительно относиться к его позе утраченной мудрости. Однажды, как будто потеряв всякое терпение, она набросилась на него по поводу бесцельности его жизни и легкомыслия его взглядов. Ему тогда было двадцать, он был единственным сыном, избалованным обожавшей его семьей. Эта атака настолько смутила его, что он дрогнул в своей манере забавляться превосходством перед этой ничтожной школьницей. Но оставшееся впечатление было настолько сильным, что с тех пор все подруги его сестер напоминали ему Антонию Авельянос каким-то слабым сходством или огромной силой контраста. Это было, сказал он себе, нелепой фатальностью. И, конечно же, в новостях, регулярно получаемых Декудами из Костагуаны, часто всплывали имена их друзей, Авельяно — арест и отвратительное обращение с экс-министром, опасности и лишения, перенесенные семьей, ее уход в нищету в Сулако, смерть матери.