Я не могу для себя вспомнить, как, когда и даже где именно я впервые познакомился с госпожой Лигейей. С тех пор прошли долгие годы, и моя память ослабла из-за многих страданий. Или, возможно, я не могу теперь вспомнить эти моменты, потому что, по правде говоря, характер моей возлюбленной, ее редкая ученость, ее необычная, но спокойная красота, а также волнующее и захватывающее красноречие ее низкого музыкального языка сделали их проникли в мое сердце шагами, столь неуклонно и незаметно прогрессирующими, что остались незамеченными и неизвестными. И все же я считаю, что впервые и чаще всего встретил ее в каком-то большом, старом, пришедшем в упадок городе недалеко от Рейна. О ее семье — я наверняка слышал, как она говорила. То, что оно датировано отдаленной древностью, не подлежит сомнению. Лигейя! Лигейя! в исследованиях природы, более всего приспособленной к притуплению впечатлений от внешнего мира, только этим сладким словом — Лигейей — я представляю перед своими глазами в воображении образ той, которой больше нет. И вот, пока я пишу, у меня мелькает воспоминание о том, что я никогда не знал отцовского имени той, которая была моим другом и моей невестой, которая стала соратницей моих занятий и, наконец, женой моей груди. Было ли это шутливым обвинением со стороны моей Лигейи? или то, что я не стал задавать никаких вопросов по этому поводу, было проверкой силы моей привязанности? или это был скорее мой собственный каприз — дико романтическое подношение святыне самой страстной преданности? Я лишь смутно помню сам факт — что же удивительного, что я совершенно забыл обстоятельства, которые его вызвали или сопровождали? И действительно, если когда-либо она, бледный и туманнокрылый Аштофет идолопоклоннического Египта, руководила, как говорят, зловещими браками, то, несомненно, она руководила и моим.