«Да, — добавила она, — было больше настоящего мужества идти домой одному в одиннадцать часов вечера, когда выходишь из отеля «Суассон», где жила Екатерина Медичи, чем сейчас бежать в Алжир. Жизнь человека тогда представляла собой череду опасностей. Сегодня цивилизация изгнала опасности. Сюрпризов больше нет. Если в какой-либо идее появляется что-то новое, то не хватает эпиграмм, чтобы увековечить ее, но если что-то новое появляется в реальной жизни, наша паника достигает Самая низшая глубина трусости. Какая бы глупость ни заставила нас совершить паника, она простительна. Какой выродившийся и скучный век! Что бы сказал Бонифаций де ля Моль, если бы, подняв отрубленную голову из гробницы, он увидел семнадцать своих потомков позволили поймать себя, как овец, в 1793 году, чтобы через два дня казнить на гильотине! Смерть была неизбежна, но было бы дурным тоном защищаться и убить хотя бы одного или двух якобинцев. Да! в героические дни Во Франции, во времена Бонифация де ла Моля, Жюльен был бы командиром эскадрона, а мой брат был бы молодым священником с приличными манерами, с мудростью в глазах и разумом на устах». За несколько месяцев до этого Матильда потеряла всякую надежду встретить существо, хоть немного отличающееся от обычного образца. Она нашла некоторое счастье, позволив себе писать молодым людям из общества. Эта опрометчивая процедура, столь неприличная и столь неосторожная для молодой девушки, могла бы опозорить ее в глазах г-на.