Его личные чувства не были оскорблены, и трудно с должным и продолжительным негодованием возмущаться физическими или душевными страданиями другого организма, даже если этот другой организм является собственным отцом. К двадцати годам Чарльз Гулд, в свою очередь, попал под чары рудника Сан-Томе. Но это была другая форма волшебства, более подходящая для его юности, в магическую формулу которой вошли надежда, сила и самоуверенность вместо утомительного негодования и отчаяния. Оставленный после того, как ему исполнилось двадцать лет, предоставленный самому себе (за исключением строгого запрета не возвращаться в Костагуану), он продолжил учебу в Бельгии и Франции с целью получить квалификацию горного инженера. Но эта научная сторона его трудов оставалась в его сознании смутной и несовершенной. Мины приобрели для него драматический интерес. Он изучал их особенности и с личной точки зрения, как изучают разнообразные характеры людей. Он посещал их, как обычно бывает с любопытством, чтобы навестить выдающихся людей. Он посетил рудники в Германии, в Испании, в Корнуолле. Заброшенные разработки имели для него сильное очарование. Их запустение привлекало его, как вид человеческих страданий, причины которых разнообразны и глубоки. Возможно, они были бесполезны, но также их могли неправильно понять. Его будущая жена была первым и, пожалуй, единственным человеком, уловившим это тайное настроение, определявшее глубоко разумное, почти безгласное отношение этого человека к миру материальных вещей.