Он не знал, как она была одета, кроме того, что платье было такое же чудесное, как и она сама. Он сравнил ее с бледно-золотым цветком на тонком стебле. Нет, она была духом, божеством, богиней; такая возвышенная красота не была земной. Или, возможно, книги были правы, и таких, как она, было много в высших слоях общества. Ее вполне мог бы спеть этот парень, Суинберн. Возможно, он имел в виду кого-то вроде нее, когда рисовал ту девушку, Изольду, в книге, лежащей на столе. Все это множество образов, чувств и мыслей возникло в одно мгновение. Не было никакой паузы в реальности, в которой он двигался. Он увидел, как ее рука протянулась к его, и она посмотрела ему прямо в глаза, пожимая руку, откровенно говоря, как мужчина. Женщины, которых он знал, так не пожимали руки. Впрочем, большинство из них вообще не пожимали руки. Поток ассоциаций, образов различных способов знакомства с женщинами хлынул в его разум и грозил затопить его. Но он отмахнулся от них и посмотрел на нее. Никогда еще он не видел такой женщины. Женщины, которых он знал! Сразу же рядом с ней, по обе стороны, выстроились женщины, которых он знал. Вечную секунду он стоял посреди портретной галереи, где она занимала центральное место, а вокруг нее стояло множество женщин, которых всех нужно было взвесить и измерить мимолетным взглядом, сама являясь единицей веса и меры. Он видел слабые и болезненные лица девушек с фабрик и жеманных, шумных девушек с юга Маркета. Там были женщины со скотных дворов и смуглые курящие женщины из Старой Мексики. Их, в свою очередь, вытеснили кукольно-японские женщины, жеманно наступающие на деревянные башмаки; евразийцами, с тонкими чертами лица, отпечатками вырождения; полнотелыми женщинами с островов Южных морей, с цветочными коронами и смуглой кожей.