Мне хотелось войти и посмотреть на него, но у меня не хватило смелости постучать. Я медленно пошел по солнечной стороне улицы, читая на ходу театральную рекламу в витринах. Мне показалось странным, что ни я, ни день не были в траурном настроении, и мне стало даже досадно, обнаружив в себе ощущение свободы, как будто я был освобожден от чего-то его смертью. Я удивлялся этому, поскольку, как сказал мой дядя накануне вечером, он многому меня научил. Он учился в ирландском колледже в Риме и научил меня правильно произносить латынь. Он рассказывал мне истории о катакомбах и о Наполеоне Бонапарте, а также объяснял мне значение различных церемоний Мессы и различных облачений, которые носил священник. Иногда он развлекался тем, что задавал мне трудные вопросы, спрашивая, как следует поступать в тех или иных обстоятельствах, были ли такие-то грехи смертными или простительными или только несовершенствами. Его вопросы показали мне, насколько сложны и загадочны некоторые институты Церкви, которые я всегда считал простейшими действиями.