Мать и ребенок могут быть превращены в тень без непочтительности. Свет здесь требовал тени там. Он задумался. Ему было интересно. Он воспринял это с научной точки зрения и совершенно добросовестно. Правда заключалась в том, что все его предубеждения были на другой стороне, объяснил он. Самая большая картина в его гостиной, которую художники хвалили и ценили дороже, чем он заплатил за нее, изображала цветущие вишни на берегу Кеннета. По его словам, он провел свой медовый месяц на берегу Кеннета. «Лили должна прийти и посмотреть эту фотографию», — сказал он. Но теперь — он повернулся, подняв очки, к научному рассмотрению ее холста. Так как вопрос об отношениях масс, света и тени, которого он, честно говоря, никогда раньше не рассматривал, ему хотелось бы, чтобы он был объяснен, — что же тогда она хотела из него понять? И он указал на сцену перед ними. Она смотрела. Она не могла показать ему, что хотела из этого сделать, не могла видеть этого даже сама, без кисти в руке. Она снова заняла свою прежнюю живописную позицию с тусклыми глазами и рассеянной манерой, подчиняя все свои женские впечатления чему-то гораздо более общему; снова оказавшись под властью того видения, которое она когда-то ясно видела и теперь должна искать среди живых изгородей, домов, матерей и детей, — ее образ. Это был вопрос, вспомнила она, как соединить массу на правой руке с массой на левой руке. Она могла бы сделать это, перенеся линию ветки вот так; или разбить пустоту на переднем плане каким-нибудь предметом (например, Джеймсом), чтобы