«Исааку, сыну Адоникама, которого язычники называют Исааком Йоркским, мир и благословение обетования да умножатся тебе! — Отец мой, я словно обречен умереть за то, чего не знает душа моя — даже за преступление колдовства. Отец мой, если найдется сильный человек, который сразится за мое дело мечом и копьем, согласно обычаю назареев, и что на арене Темплстоу, на третий день с этого времени, возможно, Бог отцов наших даст ему силы защитить невинных и тех, кому некому помочь. А если этого не будет, то пусть плачут обо мне девы нашего народа, как о брошенном, и о сердце, пораженном охотником, и о цветке, срезанном косой косца. Итак, посмотри, что ты делаешь, и есть ли какое-нибудь спасение. Один воин-назарей действительно мог бы нести оружие за меня, даже Уилфред, сын Седрика, которого язычники называют Айвенго. Но он, возможно, еще не выдержит тяжести своих доспехов. Тем не менее, пошли весть ему, отцу моему; ибо он пользуется благосклонностью среди сильных людей своего народа, и, поскольку он был нашим товарищем в доме рабства, он может найти кого-нибудь, кто сразится за меня. И скажи ему, даже ему, даже Уилфреду, сыну Седрика, что, если Ребекка будет жить, или если Ребекка умрет, она будет жить или умрет совершенно свободной от вины, в которой ее обвиняют.