Гостиные Седарквиста, одетые в белую бархатную сутану; теперь вдова какого-то мусульманина из Бенгалии или Раджпутаны, у которой было синее пятно посередине лба и которая просила пожертвования для своих сестер в беде; вот некий бородатый поэт, недавно вернувшийся из Клондайка; теперь разложившийся музыкант, которого исключили из женской музыкальной консерватории Европы из-за некоторых удивительных памфлетов о свободной любви и который приехал в Сан-Франциско, чтобы познакомить общественность с музыкой Брамса; то юноша-японец в очках и серой фланелевой рубашке, который время от времени сочинял самые удивительные стихи, смутные, нерифмованные, неметрические рассуждения, бессвязные, причудливые; теперь христианский ученый, худощавая седая женщина, чье вероучение не было ни христианским, ни научным; теперь профессор университета, с щетинистой бородой начальника отдела анархистов и ревущим гортанным голосом, от резкости которого он задыхался и впадал в апоплексию; теперь цивилизованный чероки с миссией; теперь ораторница, чьей сильной стороной были «Песни Греции» Байрона; теперь китаец из высшей касты; теперь художник-миниатюрист; теперь тенор, пианист, мандолинец, миссионер, мастер рисования, виртуоз, коллекционер, армянин, ботаник с новым цветком, критик с новой теорией, врач с новым лечением.