Мы вернулись домой в десять часов вечера, и я даю тебе слово, Энн, что через полчаса эта женщина была на работе и убирала дом. О, я знаю, ты думаешь, что моему дому это нужно. . . у тебя очень выразительное лицо, Энн; ваши мысли просто выходят на свет, как напечатанные. . . но это не так, не так уж и плохо. Признаюсь, пока я держал холостяцкую прихожую, все сильно перепуталось, но еще до того, как я женился, ко мне пришла женщина и навела порядок, и там было проделано немало работ по покраске и ремонту. Я вам говорю, если бы вы привели Эмили в новенький белый мраморный дворец, она бы пошла мыться, как только смогла бы надеть старое платье. В тот вечер она убиралась в доме до часу ночи, а в четыре уже встала и снова взялась за дело. И она продолжала в том же духе. . . насколько я мог видеть, она никогда не останавливалась. Это была чистка, подметание и вечная пыль, за исключением воскресенья, а потом ей просто хотелось, чтобы понедельник начался снова. Но это был ее способ развлечься, и я мог бы с этим смириться, если бы она оставила меня в покое. Но она этого не сделала. Она намеревалась изменить меня, но не поймала меня достаточно молодым. Мне не разрешили войти в дом, пока я не сменил ботинки на тапочки у двери. Я не осмелюсь выкурить трубку, пока не пойду в сарай. И я недостаточно хорошо использовал грамматику. Эмили в молодости работала школьной учительницей и так и не смогла смириться с этим. Потом ей было противно видеть, как я ем ножом. Ну, вот оно, вечное придирание и пиление. Но, Энн, если честно, я тоже был сварливым. Я не пытался улучшиться, как мог бы. . .