Наконец я сел на эту скамейку, где было не так чертовски темно. Боже, я все еще дрожал, как ублюдок, а на затылке, хоть я и был в охотничьей шапке, было что-то вроде кусочков льда. Это беспокоило меня. Я думал, что, возможно, получу пневмонию и умру. Я начал представлять миллионы придурков, пришедших на мои похороны и все такое. Мой дедушка из Детройта, который постоянно называет номера улиц, когда вы едете с ним в чертовом автобусе, и мои тетушки — у меня около пятидесяти теток — и все мои паршивые кузены. Какая толпа будет там. Они все пришли, когда Элли умерла, вся эта чертова дурацкая куча. У меня есть одна глупая тетя с неприятным запахом изо рта, которая все время говорила, каким умиротворенным он выглядел лежащим там, сказал мне Д.Б. Меня там не было. Я все еще был в больнице. Мне пришлось лечь в больницу, и все после того, как я повредил руку. Так или иначе, я продолжал беспокоиться, что у меня воспаление легких, со всеми этими кусочками льда в моих волосах, и что я умру. Мне было чертовски жаль маму и папу. Особенно мою мать, потому что она еще не забыла моего брата Элли. Я продолжал представлять, как она не знает, что делать со всеми моими костюмами, спортивным снаряжением и всем остальным. Единственная хорошая вещь, я знал, что она не позволит старой Фиби прийти на мои чертовы похороны, потому что она была всего лишь ребенком. Это была единственная хорошая часть. Потом я подумал о том, что вся эта кучка засунула меня на чертово кладбище и все такое, с моим именем на этом надгробии и все такое. В окружении мертвых парней. Парень, когда ты мертв, тебя действительно исправляют. Я чертовски надеюсь, что когда я умру, у кого-нибудь хватит ума просто бросить меня в реку или что-то в этом роде. Все, что угодно, только не засунуть меня на проклятое кладбище. Люди приходят и кладут букет цветов тебе на живот в воскресенье и все такое дерьмо. Кому нужны цветы, когда ты мертв? Никто.