Однако я должен оставаться на своем посту. Я должен смотреть на это ужасное лицо, на эти синие, неподвижные губы, которым запрещено разжиматься, на эти глаза, то закрытые, то открывающиеся, то блуждающие по комнате, то устремленные на меня, и всегда потускневшие от тупости ужаса. Я должен снова и снова окунать руку в таз с кровью и водой и вытирать стекающую кровь. Я должен видеть, как свет незагашенной свечи угасает во время моей работы; тени темнеют на кованом старинном гобелене вокруг меня, чернеют под драпировками огромной старой кровати и странно дрожат над дверцами огромного шкафа напротив, фасад которого, разделенный на двенадцать панелей, мрачно изображал: головы двенадцати апостолов, заключенные каждая в отдельную панель, словно в рамку; а над ними наверху возвышалось черное распятие и умирающий Христос.