По необъяснимым причинам огромные, бурные всплески, похожие на волны наступающего прилива, прокатывались по толпе. Временами Пресли, поднятого с ног, относило назад, назад, назад вместе с толпой, пока вход в Оперный театр не оставался в полуквартале; затем вернувшаяся волна снова отбросила его и потащила вперед, задыхаясь, шатаясь, цепляясь за него, пока он снова не оказался в водовороте безумного действия перед фойе. Здесь волны были короче, быстрее, сокрушительное давление со всех сторон его тела не давало ему сил вымолвить крик, поднявшийся к его губам; затем вдруг вся масса борющихся, топающих, дерующихся, извивающихся людей вокруг него, казалось, как бы поднялась, поднялась, многочисленная, разбухшая, гигантская. Мощный натиск бросил Пресли вперед в прыжке. На мгновение возник водоворот растерянных взглядов, перегруженных лиц, открытых ртов, налитых кровью глаз, стиснутых рук; мгновенный взрыв яростного шума, криков, приветствий, ругательств; Пресли искренне верил, что его ребра должны сломаться, как стволы труб, и его, ошеломленного, бездыханного, беспомощного, как атом на гребне штормовой волны, понесли по ступеням Оперного театра, в вестибюль, через двери и, наконец, в зрительный зал самого дома.