Я вижу, что выше я упомянул о его способностях к игре на скрипке. Это были весьма примечательные, но столь же эксцентричные, как и все другие его достижения. Я хорошо знал, что он умеет играть пьесы, причем сложные, потому что по моей просьбе он сыграл мне некоторые из «Лидеров» Мендельсона и другие любимые произведения. Однако, будучи предоставлен самому себе, он редко сочинял музыку или пробовал какую-либо узнаваемую мелодию. Вечером, откинувшись на спинку кресла, он закрывал глаза и беспечно скребли скрипку, брошенную ему на колени. Иногда аккорды были звонкими и меланхоличными. Иногда они были фантастическими и веселыми. Ясно, что они отражали мысли, овладевшие им, но помогала ли музыка этим мыслям, или игра была просто результатом прихоти или фантазии, я не мог определить. Я мог бы восстать против этих раздражающих соло, если бы он обычно не заканчивал их, играя в быстрой последовательности целую серию моих любимых мелодий в качестве небольшой компенсации за испытание моего терпения.