Сильвер, кряхтя, ковылял на костыле; ноздри его раздувались и трепетали; он ругался, как сумасшедший, когда мухи садились на его горячее и блестящее лицо; он яростно дергал веревку, которая держала меня рядом с ним, и время от времени бросал на меня убийственный взгляд. Конечно, он не старался скрыть свои мысли, и, конечно, я читал их, как печатные. В непосредственной близости от золота все остальное было забыто: и его обещание, и предостережение доктора остались в прошлом, и я не сомневался, что он надеялся завладеть сокровищем, найти и сесть на "Эспаньолу" под покровом ночи, перерезать всем честным людям глотки на этом острове и уплыть, как он сначала намеревался, нагруженный преступлениями и богатствами.