Но времени на удивление было мало. Все сознание Мартина было сосредоточено на работе. Непрестанно активный, голова и руки, разумная машина, все, что составляло его как человека, было посвящено обеспечению этого интеллекта. В его мозгу не было места для Вселенной и ее могучих проблем. Все широкие и просторные коридоры его разума были закрыты и герметично запечатаны. Гласной комнатой его души была узкая комната, боевая рубка, откуда направлялись мускулы его рук и плеч, десять ловких пальцев и быстроходное железо по своей дымящейся дорожке широкими, размашистыми мазками, именно столько мазков и не более, ровно пока с каждым взмахом и ни на долю дюйма дальше, носясь по бесконечным рукавам, бокам, спинам и фалдам и бросая готовые рубашки, не помявшись, на приемную рамку. И хотя его спешащая душа металась, она тянулась за другой рубашкой. Это продолжалось час за часом, в то время как весь мир падал в обморок под палящим калифорнийским солнцем. Но в этой перегретой комнате не было обморока. Прохладным гостям на верандах требовалось чистое белье.