Я должен был бы, конечно, сказать: «Помиритесь с Александром», но в детстве я выражал свою мысль в записанной наивной форме. «О, дитя мое, — говорил он (он любил говорить со мной и, казалось, забывал мои нежные годы), — о дитя мое, я готов целовать ноги Александру, но я ненавижу и гнушаюсь короля Пруссии и австрийский император и... и... но вы ничего не смыслите в политике, дитя мое. Он останавливался, вспоминая, с кем разговаривал, но глаза его еще долго после этого блестели. Ну вот, если бы я описал все это, а я видел события и поважнее этих, всех этих критически настроенных господ прессы и политических партий — о, нет, спасибо! Я их очень покорный слуга, но нет, спасибо!