"Зануда!" — простонал Чичиков голосом, от которого у Муразова сердце кровью обливалось. «Слишком поздно, слишком поздно. Я все больше и больше убеждаюсь, что я бессилен, что я заблудился слишком далеко, чтобы быть в состоянии сделать то, что вы мне говорите. Тот факт, что я стал тем, кто я есть, связан с моим ранним обучением; ибо, хотя мой отец учил меня нравственным урокам, бил меня и заставлял переписывать изречения в книгу, он сам украл землю у своих соседей и заставил меня помогать ему. Я даже знаю, что он подал несправедливый иск и обманул сироту, чьим опекуном он был! Следовательно, я знаю и чувствую, что, хотя моя жизнь и отличалась от его, я не ненавижу плутовство, как должно было бы ненавидеть, и что натура моя груба, и что во мне нет настоящей любви к добру, нет настоящая искра того прекрасного инстинкта добра, который становится второй натурой, укоренившейся привычкой. Кроме того, я никогда не стремлюсь к тому, что правильно, как я стремлюсь приобрести собственность. Это не более чем правда. Что еще я мог сделать, кроме как признаться в этом?»