Пройдя через столовую, комнату не очень большую, с темными панелями на стенах, Степан Аркадьич и Левин прошли по мягкому ковру в полутемный кабинет, освещенный единственной лампой с большим темным абажуром. Другая лампа с рефлектором висела на стене, освещая большой женский портрет в полный рост, на который Левин не мог не смотреть. Это был портрет Анны, написанный в Италии Михайловым. Пока Степан Аркадьич шел за трельяж и голос говорившего человека замолчал, Левин глядел на портрет, выделявшийся из рамы в ярком свете, брошенном на него, и не мог оторваться от него. Он положительно забыл, где находится, и, даже не слыша сказанного, не мог оторвать глаз от чудесного портрета. Это была не картина, а живая, прелестная женщина, с черными вьющимися волосами, с обнаженными руками и плечами, с задумчивой улыбкой на губах, покрытых мягким пухом; торжествующе и нежно она смотрела на него глазами, которые его сбивали с толку. Она не жила только потому, что была красивее, чем может быть живая женщина.