Йоссариан в недоумении старался не смотреть на него. Он начал прорезать комбинезон вдоль внутреннего шва. Зияющая рана — была ли это трубка из слизистой кости, которая, как он видел, текла глубоко внутри кроваво-алого потока за подергивающимися, поразительными волокнами странных мышц? — капала кровь несколькими струйками, как тающий на карнизах снег, но вязкая и красная, уже густеющая по мере падения. Йоссариан продолжал прорезать комбинезон до низа и вскрыл отрезанную штанину. Он с шлепком упал на пол, обнажив подол трусов цвета хаки, которые, словно от жажды, впитывали пятна крови с одной стороны. Йоссариан был ошеломлен тем, насколько восковой и жуткой выглядела голая нога Сноудена, насколько отвратительными, безжизненными и загадочными были пушистые, тонкие, вьющиеся светлые волосы на его странной белой голени и икре. Рана, как он теперь видел, была не такой большой, как футбольный мяч, но такой же длины и ширины, как его рука, и слишком глубокая и болезненная, чтобы ее можно было ясно рассмотреть. Огрубевшие мышцы внутри дергались, как живое мясо гамбургера. Длинный вздох облегчения медленно вырвался из уст Йоссариана, когда он увидел, что Сноудену не грозит опасность смерти. Кровь уже сворачивалась в ране, и оставалось лишь перевязать его и сохранять спокойствие, пока самолет не приземлится. Он достал из аптечки несколько пакетиков сульфаниламида. Сноуден вздрогнул, когда Йоссариан осторожно прижался к нему, чтобы слегка перевернуть на бок.