Эмма горевала, что не может более открыто проявить справедливость к одной важной услуге, которую оказал бы ей его здравый смысл, к совету, который спас бы ее от худшего из всех ее женских безумств - ее умышленной близости с Гарриет Смит; но это была слишком нежная тема. — Она не могла туда войти. — Между ними очень редко упоминалась Гарриет. С его стороны это могло быть просто следствием того, что о ней не думали; но Эмма была скорее склонна объяснять это деликатностью и, судя по некоторым признакам, подозрением, что их дружба пошла на убыль. Она сама сознавала, что, расставаясь при любых других обстоятельствах, они непременно должны были бы больше переписываться и что ее разум не опирался бы, как теперь почти целиком, на письма Изабеллы. Он мог бы заметить, что это было именно так. Боль от необходимости скрываться от него была немногим меньше боли от того, что она сделала Гарриет несчастной.