Как странно выглядят слова, нацарапанные вверху пустой страницы моей книги! Как еще более странно, что их написал я, Эдвард Мэлоун, — я, который выехал всего двенадцать часов назад из своих комнат в Стритэме, ни разу не подумав о чудесах, которые должен был принести этот день! Я оглядываюсь назад на цепочку происшествий, на мое интервью с Макардлом, на первую тревожную заметку Челленджера в «Таймс», на абсурдное путешествие в поезде, на приятный обед, на катастрофу, и вот дошло до того, что мы задерживаемся в одиночестве пустая планета, и так верна наша судьба, что я могу рассматривать эти строки, написанные по механической профессиональной привычке и никогда не увиденные человеческими глазами, как слова того, кто уже мертв, так близко он стоит к темной границе над которым уже прошли все, кто не входит в этот маленький круг друзей. Я чувствую, насколько мудрыми и правдивыми были слова Челленджера, когда он сказал, что настоящая трагедия была бы, если бы мы остались позади, когда все благородное, хорошее и прекрасное прошло. Но в этом, конечно, не может быть никакой опасности. Наша вторая кислородная трубка уже подходит к концу. Мы можем сосчитать бедные отбросы нашей жизни почти до минуты.