Робин вскоре сказал мне, что сожалеет о своем поступке, повернулся ко мне спиной, не поприветствовав его, и, когда он пошел к двери, я услышал, как он говорил Дункану, что я «всего лишь какой-то бесродный псих, который не знать своего отца». Как бы я ни злился на эти слова и стыдился своего невежества, я едва мог удержаться от улыбки по поводу того, что человек, находившийся под плеткой закона (и действительно повешенный года три спустя), был так мил, что спустился из его знакомых.