«О, я имею в виду не только дерево; конечно, он прекрасен, да, он лучезарно прекрасен, он цветет так, как будто это и имелось в виду, — но я имел в виду все: и сад, и огород, и ручей, и лес, весь большой милый мир. Разве тебе не кажется, что ты просто любишь этот мир в такое утро? И я слышу, как смеется ручей всю дорогу сюда. Вы когда-нибудь замечали, какие жизнерадостные Бруксы? Они всегда смеются. Даже зимой я слышал их подо льдом. Я так рада, что рядом с Зелеными Мезонинами есть ручей. Возможно, ты думаешь, что для меня нет никакой разницы, если ты не собираешься меня держать, но это так. Я всегда буду помнить, что в Зеленых Мезонинах есть ручей, даже если больше никогда его не увижу. Если бы ручья не было, меня бы преследовало неприятное ощущение, что он должен быть. Этим утром я не в отчаянии. Я никогда не смогу быть утром. Разве не прекрасно, что есть утро? Но мне очень грустно. Я только воображал, что на самом деле ты хотел именно меня и что мне суждено остаться здесь на веки вечные. Это было большим утешением, пока оно продолжалось. Но самое худшее в воображении — это то, что придет время, когда тебе придется остановиться, и это будет больно».