Ему хотелось, чтобы Левину было хорошо. Но дело было не в том, что Левин был не в духе; ему было не по себе. С тем, что было у него на душе, ему было больно и неуютно в ресторане, среди частных комнат, где обедали мужчины с дамами, во всей этой суете и суете; обстановка бронз, зеркал, газа и официантов — все это было ему оскорбительно. Он боялся запятнать то, чем была полна его душа.