В ту ночь архиепископ Ральф был усталым, беспокойным, на взводе. Казалось, он ничего не делает, чтобы положить конец этой войне, только торгуется насчет сохранения древностей, и он страстно ненавидит инерцию Ватикана. Хотя по натуре он был консерватором, иногда его невыносимо раздражала черепашьая осторожность тех, кто занимал высшие церковные посты. Если не считать скромных монахинь и священников, выступавших в качестве слуг, прошло несколько недель с тех пор, как он разговаривал с обычным человеком, с кем-то, у кого не было политических, духовных или военных интересов. Даже молитва, казалось, давалась ему в эти дни не так легко, а Бог казался далеким от него, как будто Он удалился, чтобы дать Своим человеческим созданиям полную свободу действий в разрушении мира, который Он для них создал. Что ему нужно, подумал он, так это сильная доза Мегги и Фи или сильная доза кого-то, кто не интересуется судьбой Ватикана или Рима.