«О, жизнь, как я боялась тебя, — сказала Рода, — о, люди, как я тебя ненавидела! Как вы подталкивали, как вы перебивали, как вы отвратительно выглядели на Оксфорд-стрит, как убого вы сидели друг напротив друга и смотрели в метро! Теперь, когда я поднимаюсь на эту гору, с вершины которой я увижу Африку, мое сознание заполнено пакетами из коричневой бумаги и вашими лицами. Я был запятнан тобой и развращен. От тебя тоже так неприятно пахло, когда ты стоял в очереди у дверей, чтобы купить билеты. Все были одеты в неопределенные оттенки серого и коричневого, ни разу не было даже синего пера, приколотого к шляпе. Ни у кого не хватило смелости быть одним, а не другим. Какого растворения души вы потребовали, чтобы пережить один день, какую ложь, поклоны, скрежетания, беглость и раболепие! Как вы приковали меня к одному месту, на один час, к одному стулу, а сами сели напротив! Как вы вырывали у меня белые пятна, лежащие между часом, скатывали их в грязные катышки и швыряли в корзину для бумаг своими жирными лапами. И все же это была моя жизнь.