Обед был у великого Врача. Бар был там, и в полном составе. Там был Фердинанд Барнакл, и он был в самом привлекательном состоянии. Немногие образы жизни были скрыты от Врача, и он чаще бывал в самых темных ее местах, чем даже Епископ. В Лондоне были блестящие дамы, которые без ума от него, моя дорогая, как от прелестнейшего существа и прелестнейшего человека, которые были бы потрясены, оказавшись так близко к нему, если бы они могли знать, на какие зрелища смотрят эти задумчивые глаза он отдыхал час или два, и возле чьих кроватей и под какой крышей стояла его спокойная фигура. Но Врач был человеком сдержанным и не играл ни на своей трубе, ни на трубах других людей. Много чудесных вещей видел и слышал он и среди многих непримиримых моральных противоречий провел он свою жизнь; тем не менее, его равенство сострадания было нарушено не больше, чем у Божественного Учителя в вопросах исцеления. Он ходил, как дождь, среди праведных и неправедных, делая все доброе, что мог, и не провозглашая его ни в синагогах, ни на углах улиц.