Полиция уже выстроила вдоль улицы более двадцати карет. Полицейский, невзирая на мороз, стоял у входа, великолепный в своей форме. Постоянно подъезжали новые экипажи, и в церковь продолжали входить дамы в цветах и со шлейфами, а также мужчины, снимавшие шлемы и черные шляпы. Внутри церкви уже были зажжены обе люстры и все свечи перед образами. Позолота на красном фоне святого подставки для картин, и позолоченный рельеф на иконах, и серебро люстр и подсвечников, и камни пола, и ковры, и знамена наверху в хоре, и и ступени алтаря, и старые почерневшие книги, и сутаны и стихари — все было залито светом. На правой стороне теплой церкви, в толпе сюртуков и белых галстуков, мундиров и сукна, бархата и атласа, волос и цветов, обнаженных плеч, рук и длинных перчаток, шел сдержанный, но оживленный разговор, странно отдававшийся эхом в высокий купол. Каждый раз, когда раздавался скрип открывшейся двери, разговор в толпе затихал, и все оглядывались, ожидая увидеть входящих жениха и невесту.