Жизель Виола, прислонившись головой к стене дома, с полузакрытыми глазами и скрещенными друг на друге маленькими ножками в белых чулочках и черных туфлях, казалось, отдавалась, спокойная и роковая, сгущающимся сумеркам. Очарование ее тела, многообещающая загадочность ее праздности уходили в ночь Безмятежного залива, как свежий и опьяняющий аромат, разливавшийся в тенях, пропитывающий воздух. Неподкупный Ностромо дышал ее окружающим соблазном в бурном вздымании своей груди. Прежде чем покинуть гавань, он сбросил с себя запасную одежду капитана Фиданцы, чтобы облегчить долгий переход к островам. Он стоял перед ней в красном кушаке и клетчатой рубашке, как обычно появлялся на пристани Компании — средиземноморский моряк, сошедший на берег, чтобы попытать счастья в Костагуане. Сумерки лилового и красного окутывали и его — тесные, мягкие, глубокие, так как не более чем в пятидесяти ярдах от этого места они собирались вечер за вечером вокруг саморазрушительной страсти крайнего скептицизма дона Мартена Декуда, пылающей насмерть в одиночество.