Даже не поднимая головы, я сразу понял, кто это. Это был Роберт Экли, парень, который жил рядом со мной. Между каждыми двумя комнатами в нашем крыле был душ, и около восьмидесяти пяти раз в день ко мне врывался старый Экли. Он был, наверное, единственным парнем во всем общежитии, кроме меня, кто не был в игре. Он почти никуда не ходил. Он был очень своеобразным парнем. Он был старшекурсником и проработал в Пэнси все четыре года и все такое, но никто никогда не называл его иначе, как «Экли». Даже Херб Гейл, его собственный сосед по комнате, никогда не называл его «Бобом» или даже «Эком». Если он когда-нибудь женится, его собственная жена, вероятно, назовет его «Экли». Он был одним из этих очень, очень высоких, сутулых парней — ему было шесть четыре десятка лет — с паршивыми зубами. За все время, пока он жил рядом со мной, я ни разу не видела, чтобы он чистил зубы. Они всегда выглядели замшелыми и ужасными, и от него чуть не стошнило, если вы видели его в столовой с полным ртом картофельного пюре с горохом или чем-то еще. Кроме того, у него было много прыщей. Не только на лбу или подбородке, как у большинства парней, но и на всем лице. И не только это, у него был ужасный характер. Он тоже был каким-то неприятным парнем. Я не был слишком без ума от него, если честно.