Полдень дремлет. Кевин Иган катает пороховые сигареты сквозь пальцы, испачканные принтерной краской, потягивая зеленую фею, а Патрис — белую. О нас, жорах, заглатывают в пищевод пряные бобы. Половина сегмента! Струя кофейного пара из полированного котла. Она служит мне по его поручению. Он ирландец. Голландский? Никакого сыра. Два ирландца, мы, Ирландия, знаете, ах, да! Она думала, ты хочешь голландский сыр. Ваш постпрандиал, вы знаете это слово? Постпрандиальный. Однажды в Барселоне я знал одного парня, чудака, который называл это своим постпрандиалом. Ну: здоровья! Вокруг накрытых столов клубок винного дыхания и ворчащих ущелий. Его дыхание висит над нашими тарелками, заляпанными соусом, а клык зеленой феи торчит между его губ. Об Ирландии, далкассийцах, надеждах, заговорах, теперь об Артуре Гриффите, АЕ, пимандре, добром пастыре людей. Сделать меня своим соратником, наши преступления — нашим общим делом. Ты сын своего отца. Я знаю этот голос. Его фустиевая рубашка с кроваво-красными цветами дрожит испанскими кистями от его тайн. Господин Дрюмон, известный журналист, Дрюмон, знаете, как он называл королеву Викторию? Старая ведьма с желтыми зубами. Старая людоедка с желтыми зубами. Мод Гонн, красавица, «Отечество», М.