Трое мужчин в черном, в необычных черных бархатных шляпах с тяжелыми верхами сидели в ряд на помосте, устланном красным ковром. Лица их были очень торжественны и печальны. Слева стояли двое мужчин в длинных халатах с портфелями в руках, которые, казалось, были набиты бумагами. Справа, глядя на меня, стояла маленькая женщина со светлыми волосами и необычными светло-голубыми глазами — глазами ребенка. Она уже миновала свою первую молодость, но ее еще нельзя было назвать пожилой. Ее фигура была склонна к полноте, а осанка была гордой и уверенной. Лицо ее было бледным, но безмятежным. Это было любопытное лицо, миловидное и в то же время кошачье, с тонким оттенком жестокости в прямом, сильном ротике и пухлой челюсти. На ней было какое-то свободное белое платье. Рядом с ней стоял худощавый, энергичный священник, что-то нашептывавший ей на ухо и беспрестанно поднимавший перед ее глазами распятие. Она повернула голову и пристально посмотрела поверх распятия на троих мужчин в черном, которые, как я чувствовал, были ее судьями.