Я вспомнил нашу покойную гостью, ее улыбку, глубокий, богатый тон ее голоса, странную тайну, которая окутала ее жизнь. Если ей было семнадцать на момент исчезновения отца, ей, должно быть, сейчас двадцать семь — прекрасный возраст, когда юность утрачивает самосознание и немного отрезвляется под влиянием опыта. Так я сидел и размышлял, пока мне в голову не пришли такие опасные мысли, что я поспешил к своему столу и яростно погрузился в последний трактат по патологии. Кто я такой, армейский хирург со слабой ногой и еще более слабым банковским счетом, что смею думать о таких вещах? Она была единицей, фактором — не более того. Если бы мое будущее было черным, лучше было бы встретить его как мужчина, чем пытаться украсить его простыми блуждающими огоньками воображения.