Полиция привезла с собой такси, и на нем я проводил мисс Морстен обратно к ней домой. По ангельскому образу женщин она переносила неприятности со спокойным лицом, пока был кто-то, кто был слабее ее, и ее можно было поддержать, и я нашел ее веселой и спокойной рядом с испуганной экономкой. В кебе, однако, она сначала потеряла сознание, а потом разразилась рыданиями, — так сильно ее истерзали ночные приключения. С тех пор она сказала мне, что в этом путешествии я ей показался холодным и отстраненным. Она даже не догадывалась о борьбе в моей груди или о усилии самообладания, которое удерживало меня. Мои симпатии и моя любовь обратились к ней, как моя рука была в саду. Я чувствовал, что годы условностей жизни не могли научить меня познать ее милую и храбрую натуру, как это сделал этот один день странных событий. И все же были две мысли, которые запечатлели слова любви на моих губах. Она была слаба и беспомощна, потрясена разумом и нервами. Навязывать ей любовь в такое время значило поставить ее в невыгодное положение. Хуже того, она была богата. Если бы исследования Холмса оказались успешными, она стала бы наследницей. Было ли справедливо и почетно, что хирург, получающий половинную зарплату, воспользовался такой близостью, возникшей благодаря случайности? Не может ли она смотреть на меня как на простого искателя удачи? Я не мог допустить, чтобы такая мысль пришла ей в голову. Это сокровище Агры стояло между нами непреодолимым барьером.