Три раза в день в течение многих месяцев я был свидетелем этого представления, но привычка не примирила меня с этим. Наоборот, день ото дня я становился все более раздражительным при этом зрелище, и совесть моя вздувалась во мне по ночам от мысли, что мне не хватило смелости протестовать. Снова и снова я давал клятву, что отдам свою душу этому вопросу, но в холодном и беспечном виде моего спутника было то, что делало его последним человеком, с которым можно было бы позволить себе что-либо, приближающееся к свободе. Его огромные способности, его виртуозные манеры и опыт, полученный мной в отношении многих его исключительных качеств, - все это делало меня неуверенным и отсталым в попытках противостоять ему.