В течение всего этого разговора Чичиков присматривался к вошедшему, который поразил его своей миловидностью, своей прямой, живописной фигурой, видом свежей, нерастраченной юности, мальчишеской чистотой, невинностью и ясностью своих черт. Ни страсть, ни забота, ни что-либо, относящееся к волнению или тревоге ума, не осмелились коснуться его незапятнанного лица или остудить на нем хоть одну морщинку. И все же прикосновения жизни, которое могли бы дать эти эмоции, недоставало. Лицо как бы мечтало, хотя изредка его и тревожила насмешливая улыбка.