Она кивнула и нерешительно подошла к нему, неуверенность, возникшая в ее сознании при этом новом выражении его лица. Не вставая, он ногой отодвинул стул, и она опустилась в него. Ей хотелось бы, чтобы он не говорил о Мелани так скоро. Ей не хотелось говорить о ней сейчас, заново переживать агонию последнего часа. Вся оставшаяся жизнь ее была посвящена Мелани. Но теперь ей, движимой неистовым желанием крикнуть: «Я люблю тебя», казалось, что есть только эта ночь, этот час, чтобы рассказать Ретту, что у нее на уме. Но что-то в его лице остановило ее, и ей вдруг стало стыдно говорить о любви, хотя Мелани едва остыла.