Он знал все это и потому ждал спокойно того, что произойдет, с большим терпением, чем лошади, особенно ближний, каштановый Сокол, который копытал землю и чавкал удилами. Наконец все расселись, ступеньки кареты были сложены и подняты, дверь затворилась, кого-то послали за дорожным чемоданом, и графиня высунулась и сказала то, что хотела сказать. Тогда Ефим нарочно снял шапку и стал креститься. То же самое сделали форейтор и все остальные слуги. — Прочь, во имя Бога! — сказал Ефим, надевая шапку. "Начинать!" Почтальон тронул лошадей, внештатная лошадь дернула себя за воротник, скрипнули высокие рессоры, и кузов кареты покачнулся. Лакей вскочил на козл движущейся кареты, которая тряслась, выезжая со двора на неровную дорогу; остальные машины в свою очередь встряхнулись, и процессия карет двинулась по улице. В каретах, колясках и фаэтонах все крестились, проходя мимо церкви против дома. Те, кто должен был остаться в Москве, шли по обе стороны от машин, провожая путешественников.