Больной все более и более страдал, особенно от пролежней, которых уже нельзя было вылечить, и все более и более сердился на всех, окружавших его, обвиняя их во всем, и особенно в том, что они не привезли ему врача из Москвы. Кити всячески старалась облегчить ему жизнь, успокоить его; но все было напрасно, и Левин видел, что она сама изнурена и физически, и морально, хотя и не признавалась в этом. Чувство смерти, вызванное у всех его уходом из жизни в ту ночь, когда он послал за братом, было разбито. Все знали, что он неизбежно скоро умрет, что он уже полумертвый. Все желали только одного, чтобы он скорее умер, и все, скрывая это, давали ему лекарства, старались найти лекарства и врачей и обманывали его и себя и друг друга. Все это было ложью, отвратительным, непочтительным обманом. И по наклонности своего характера и по тому, что он любил умирающего больше, чем кто-либо другой, Левин наиболее болезненно сознавал этот обман.