И, оглянувшись, он встретился с ней глазами и по выражению их заключил, что она понимает это так же, как и он. Но это была ошибка; она почти совершенно упустила смысл слов службы; на самом деле она их не слышала. Она не могла их выслушать и принять, настолько сильным было единственное чувство, которое наполняло ее грудь и становилось все сильнее и сильнее. Чувством этим была радость от завершения того процесса, который последние полтора месяца шел в ее душе и был для нее в эти шесть недель радостью и мукой. В тот день, когда в гостиной дома на Арбатах она подошла к нему в своем коричневом платье и отдалась ему, не сказав ни слова, — в тот день, в этот час произошло в ее сердце полный отрыв от всей ее старой жизни, и для нее началась совсем другая, новая, совершенно странная жизнь, между тем как старая жизнь фактически продолжалась по-прежнему. Эти шесть недель были для нее временем величайшего блаженства и величайшего страдания. Вся ее жизнь, все ее желания и надежды были сосредоточены на этом одном, еще непонятом ей мужчине, к которому ее привязывало чувство попеременного притяжения и отталкивания, еще менее понятое, чем сам мужчина, и все время, пока она шла о жизни во внешних условиях своей прежней жизни.