С Элисон дела пошли очень сложно. Мне пришлось отказаться от квартиры на Рассел-сквер, и мы провели три утомительных дня в поисках места, где ей жить. В конце концов мы нашли большую студию на Бейкер-стрит. Переезд, упаковка вещей расстроили нас обоих. Мне не нужно было идти до 8 октября, но Элисон приступила к работе 1-го, и необходимость рано вставать, чтобы навести порядок в нашей жизни, была для нас непосильной. У нас было две ужасные ссоры. Первую она начала, разожгла и довела до горячего излияния презрения к мужчинам, и ко мне в частности. Я был снобом, ханжой, двухпенсовым-полтинником Дон Жуаном — и так далее. На следующий день — за завтраком она была ледяно немой — когда я вечером пошел к ней встретиться, ее там не было. Я подождал час и пошел домой. Ее там тоже не было. Я позвонила: ни одна стюардесса-стажер не задерживалась допоздна. Я ждал, злясь все больше и больше, до одиннадцати часов, а потом она вошла. Она пошла в ванную, сняла пальто, залила молоком, которое всегда пила перед сном, и не сказала ни слова.