Анна поехала в аптеку за лекарством для Оуэна. По дороге она остановила такси у книжного магазина и вышла из него, нагруженная литературой. Она знала, что заинтересует Оуэна и что он, скорее всего, прочитает, и сделала свой выбор среди новейших публикаций с быстротой разборчивого читателя. Но на обратном пути в отель ее охватила ирония необходимости добавить эту ментальную панацею к другой. Было что-то гротескное и почти насмешливое в идее предложить человеку, отправляющемуся в такое путешествие, разумный выбор литературы. «Он знает... он знает...» — повторяла она; и, отдав швейцару сверток из аптеки, она уехала, не оставив книг. Она пошла в свою квартиру, куда ее опередила горничная. В гостиной горел огонь, а у очага стоял наготове чайный столик. Бурный дождь барабанил в незанавешенные окна, и она думала об Оуэне, который скоро будет ехать через него на станцию, наедине со своими горькими мыслями. Она гордилась тем, что он всегда обращался к ней за помощью в трудные часы; и теперь, в самое трудное время, она была единственным существом, к которому он не мог обратиться. Между ними отныне всегда будет стена непреодолимого молчания... Она напрягла свои мучительные мысли, чтобы догадаться, как к нему пришла истина. Видел ли он девушку и рассказала ли она ему? Инстинктивно Анна отвергла эту догадку.