Я пробормотал, что мне очень жаль, и удалился, размышляя о своем преступлении. Я никогда сознательно не учился читать, но почему-то незаконно валялся в ежедневных газетах. В долгие часы церкви — тогда ли я узнал? Я не мог припомнить, чтобы я мог читать гимны. Теперь, когда я был вынужден об этом задуматься, чтение пришло мне в голову, как научиться застегивать сиденье профсоюзного костюма, не оглядываясь, или сделать два поклона, запутавшись в шнурках. Я не мог вспомнить, когда строки над движущимся пальцем Аттикуса разделились на слова, но я смотрел на них все вечера в своей памяти, слушая новости дня, законопроекты, которые должны быть преобразованы в законы, дневники Лоренцо Доу — что угодно. Аттикус каждую ночь читал, когда я забирался к нему на колени. Пока я не боялся потерять его, я никогда не любил читать. Человек не любит дышать.