Фелпс поднял крышку, и при этом он издал вопль и сел, уставившись в лицо, такое же белое, как тарелка, на которую он смотрел. Посередине лежал цилиндр серо-голубой бумаги. Он схватил его, пожрал глазами, а потом бешено заплясал по комнате, прижимая к груди и вопя от восторга. Потом он снова упал в кресло, такой обмякший и измученный собственными эмоциями, что нам пришлось вливать ему в горло бренди, чтобы он не упал в обморок.