Все, о чем она могла думать, это то, что она любила его — все в нем, от гордого поднятия его золотой головы до тонких темных ботинок, любило его смех, даже когда он озадачивал ее, любило его сбивающее с толку молчание. О, если бы он сейчас подошел к ней и взял ее на руки, чтобы она была избавлена от необходимости что-либо говорить. Он, должно быть, любит ее… «Может быть, если бы я помолилась…» Она крепко зажмурила глаза и начала бормотать про себя: «Радуйся, Мария, полная благодати…»