Недалеко от него шел толстый майор с желтоватым, одутловатым, сердитым лицом, одетый в казанский халат, перевязанный полотенцем, и пользовавшийся, очевидно, уважением сокамерников. Одну руку, в которой он сжимал кисет, он держал за пазухой халата, а другой крепко держал мундштук трубки. Задыхаясь и пыхтя, майор ворчал и рычал на всех, потому что думал, что его толкают и что все спешат, когда им некуда спешить, и все чему-то удивляются, когда удивляться нечему. Другой, худощавый офицер, разговаривал со всеми, предполагая, куда их сейчас везут и как далеко они доберутся в этот день. Чиновник в валенках и в комиссариатском мундире бегал из стороны в сторону и глядел на развалины Москвы, громко сообщая о своих наблюдениях относительно того, что сгорело и что представляет собой та или иная часть города, которую они могут видеть. Третий офицер, который по акценту был поляком, спорил с интендантским офицером, утверждая, что тот ошибся в определении разных районов Москвы.