«Ну, продолжайте, продолжайте. Я очень рад, — сказал Пьер, и лицо его действительно изменилось, брови его стали гладкими, и он охотно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и действительно был совсем другим, совсем новым человеком. Где его хандра, его презрение к жизни, его разочарование? Пьер был единственным человеком, с которым он решился говорить открыто; и ему он рассказал все, что было у него на душе. Теперь он смело и легко строил планы на длительное будущее, говорил, что не может пожертвовать своим счастьем капризу отца, и говорил о том, что он либо заставит отца согласиться на этот брак и полюбит ее, либо обойдётся без его согласия; тогда он дивился овладевшему им чувству, как чему-то странному, отдельному и независимому от него самого.