И Левин поехал по слякоти скотного двора к воротам и выехал в открытое поле, его добрая лошадка после долгого бездействия галантно выходила, фыркая над лужами и как бы прося совета. Если раньше Левин чувствовал себя счастливым в загонах и на скотном дворе, то еще счастливее он чувствовал себя на открытой местности. Ритмически покачиваясь при иноходи своего доброго початка, вдыхая теплый, но свежий запах снега и воздуха, он ехал через свой лес по осыпающемуся, утраченному снегу, еще частями оставшемуся и покрытому тающими следами, он радовался каждому дереву, оживающему мху на его коре и набухшим почкам на его побегах. Когда он вышел из леса, на огромной равнине перед ним, травяные поля его раскинулись сплошным ковром зелени, без единого голого места или болота, лишь испещренные кое-где в лощинах пятнами тающего снега. Его не вывел из себя ни вид крестьянских лошадей и жеребят, топчущих его молодую траву (он велел встречному мужику выгнать их), ни язвительный и глупый ответ мужика Ипата, которого он встретились по дороге и спросили: «Ну что, Ипат, скоро будем сеять?» — Надо сначала вспахать, Константин Дмитриевич, — ответил Ипат.